Адвокат Диана Ангвеч держит на коленях две пухлые папки, быстро листая страницы. Импровизированный зал заседаний находится в часе езды от столицы, Кампалы. На бетонном полу несколько деревянных скамей перед судейским столом. Стол почти пуст: только календарь, Коран да старинная Библия, перевязанная веревкой.

Охранник у двери пропускает в зал людей; они располагаются на скамейках рядом с Ангвеч и за ней. Вдова, Клэр Тумушабе, пришла с двухлетней дочкой — младшей из шести детей. Тумушабе была робкой женщиной, но сегодня сидит с высоко поднятой головой, изучая зал. Клэр была беременна младшей дочерью, когда умер ее муж — резкая головная боль, врачи в больнице оказались бессильны, — и она училась говорить ясно и смело о том, что с ней произошло потом.

Ее — беременную, в трауре — вызвали на встречу с родственниками покойного и всем его кланом. Ей сообщили, что теперь дети принадлежат не ей, а им; сказали, чтобы держалась подальше от всего, что растет на приусадебном участке, — он ей тоже больше не принадлежит.

И наконец, ей представили деверя — старшего мужниного брата, 20 годами старше самой Клэр, — он переезжает в ее дом, и она становится его третьей женой. Дом и около гектара земли достались мужу Тумушабе в наследство от отца, и поэтому, сказали мужнины родственники, должны отойти им. Вдова, Тумушабе, по традиции, рассматривалась как часть имущества.

Клэр назвала это полным бредом. Она сказала, что ее муж оставил бумаги, подтверждающие: участок переходит к ней. Девери высказались в том духе, что она, видимо, заколдовала и одурманила мужа. Тумушабе продолжала жить и работать на своей земле; угрозы нарастали, бранные слова раздавались в адрес детей. Однажды на участке появился человек из семьи ее мужа, принялся кричать, что сегодня Клэр умрет, и рассек женщине руку пангой — африканским мачете с широким лезвием. Вот тогда Диана Ангвеч выдвинула обвинение в нападении, чтобы вытащить одного из мучителей Тумушабе в суд.

Ты работаешь с тем, что есть, постоянно напоминали нам с Тансинг Диана и ее коллеги, которых мы сопровождали в их поездках по деревням Центральной Уганды. Если ты адвокат, говорили они, ты пытаешься просветить полицейских и старост на деревенских сходах, объяснить, что отчуждение имущества недавно овдовевшей женщины запрещено, даже в пользу ее деверей.

“Люди были в шоке. Они считали, что это нормально. В порядке вещей”, — говорит адвокат Нина Асиимве, вспоминая свою первую речь на публике, с которой она выступала, придя на службу в кампальский офис Международной миссии правосудия (International Justice Mission, IJM) — здесь же работает и Ангвеч.

IJM — некоммерческая американская организация, поддерживающая в других странах не запрещенную законом правозащитную деятельность в помощь не имеющим средств жерт-вам насилия, жестокого обращения, — считает программу для своих сотрудников в Кампале в каком-то смысле скромной. Адвокаты, соцработники и сотрудники уголовного розыска трудятся в одном — достаточно обширном и преимущественно сельском — округе к востоку от столицы, предоставляя бесплатных юристов и соцработников жертвам захвата имущества.

По разным причинам — и не только древним — в этом уголке мира жертвами незаконного присвоения собственности чаще всего становятся женщины, потерявшие мужей. Более двух третей 39-миллионного населения Уганды сами выращивают по крайней мере часть своего пропитания, и собственность на дом и прилегающие земли по-прежнему остается мощной гарантией материального обеспечения: это питание для детей, дрова для приготовления пищи, урожай на продажу. Поскольку могилы часто располагаются рядом с домом, ответственный за семейное имущество, кроме всего прочего, является носителем истории предков, пользуется почетом и имеет особый статус. А быстрый рост населения в стране, вкупе с появлением ипотеки, толкает цены на землю вверх.

Конституция, переписанная в 1995-м и ставшая предметом национальной гордости, обещает равенство полов. Современные постановления недвусмысленно распространяют право наследования на жен и детей женского пола. Но закон соблюдается плохо, особенно в сельской местности.

“Плюс ко всему вдовство — это клеймо на всю жизнь, — говорит Асиимве. — Если ты стала вдовой, тебе очень не повезло. Ты проклята. Тебя будут винить в смерти супруга. При этом он мог жить на несколько домов, у него могло быть несколько жен, он мог принести ВИЧ. Но когда он умер, во всем обвинят тебя. Ты его убила”.

У адвокатов IJM, работающих с клиентами-вдовами в деревнях и судах угандийского округа Муконо, есть смелая цель: донести до жителей всего Муконо, а может, и до всей Уганды и ее окрестностей простую идею: захват домов и полей овдовевших женщин, равно как и угрозы, подлоги и оскорбления, со всем вышеперечисленным связанные, — это не только неправильно, но и наказуемо в судебном порядке. Дипломатичность имеет решающее значение; на сельских собраниях Нина Асиимве всегда обращается к старшим не иначе как “отец” и “мать”. Но всего этого часто недостаточно. Асиимве утверждает, что главы сельских советов бывают подкуплены или запуганы.

Бывший сотрудник национальной полиции, который сейчас по линии IJM руководит расследованиями в Муконо, рассказывает, что его друзья из полицейских поначалу были в недоумении, когда он стал ездить по селам, объясняя участковым, как собирать улики в случае отъема имущества и относиться к угрозам в адрес вдов. “А зачем это все? Велика важность!” — изумленно вскидывали брови коллеги.

На самом деле угрозы в этих краях настолько широко распространены, что порой их получают и сотрудники, ведущие расследования, — вот почему IJM попросила не называть имя следователя. Да и сами случаи могут быть чрезвычайно сложными. В Уганде существует несколько форм владения и пользования землей — как доколониальных, так и современных, — и бывает трудно доказать, кому принадлежало до смерти мужа право собственности. Угандийцы опасаются завещаний — столь очевидных предзнаменований смерти. Нередки случаи сожительства. А если законного брака не было, женщина, считавшая себя женой, когда дело доходит до прав наследования, таковой не признается.
“Несмотря ни на что, я верю, что надежда есть, — сказала нам с Тансинг адвокат и директор службы изучения условий жизни неблагополучных семей Элис Мухаирве Мпарана, с которой мы беседовали в прошлом июне. — Нам далеко до стопроцентного результата, но мы начали работу. За этот год выдвинуто уже девять обвинений”.

В первой половине 2016-го года удалось довести до приговора дела о незаконном выселении, преступном посягательстве, препятствовании бизнесу. 23 июня, когда отмечался шестой Международный день вдов, в городе Муконо, центре одноименного округа, на поросшей травой площади перед зданием суда было устроено празднование — с микрофонами, оркестром в униформе, сотнями складных стульев и зоной под тентом, выгороженной, как гласила надпись, для “Уважаемых вдов”. Выступали разные важные официальные лица вроде начальника полиции или старшего судьи — и Клэр Тумушабе, которая провела у микрофона больше времени, чем любой из них.

Благодаря оказанной ей помощи, сказала Клэр, она сохранила семейное имущество. “Я любила только одного мужчину!” — голос женщины возвысился, достигая каждого, подобно голосу проповедника. Уважаемые вдовы за-аплодировали, а Клэр продолжила: “Я сказала клану моего мужа: “Как вы собираетесь отдать меня другому? Я выходила замуж не за клан!””.

Через три месяца мы с Тансинг получили известие: мужчина, который напал на Тумушабе, осужден за нападение с причинением телесных повреждений и получил год тюрьмы. Клэр и юристы были в восторге, а вот его родные — в ярости, и ведущий дело следователь беспокоился за вдову и ее детей. “Мы примем меры, чтобы ее обезопасить, — сказал он. — И мы обратились к членам общины, чтобы привлечь их внимание к проблеме. Клэр оказалась в изоляции. Но она — тверда и сильна”.

Источник: National Geographic

Поделиться
Комментарии