Пять веков чудес: как удалось сохранить фрески Дионисия
Ферапонтов монастырь в Вологодской области — одно из чудес если не света, то России уж точно: более 500 лет назад стены собора Рождества Богородицы здесь расписал великий Дионисий. В стремлении сохранить уникальные фрески ученые в 1980-х годах провели консервацию, а уже в наше время занялись созданием высокоточной цифровой 3D-копии собора. National Geographic рассказывает о современных чудесах этого прославленного места.
“Первым чудом стало то, что это уединенное место на берегу озера открылось монаху Ферапонту, когда тот решил основать обитель недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря, — говорит Елена Шелкова, хранитель фондов Музея фресок Дионисия. — Второе состоит в том, что век спустя Ферапонтов монастырь привлек внимание иконописца Дионисия”.
Пятивековая история, состоящая из череды счастливых случайностей, сберегших собор и его росписи до наших дней, любого заставит поверить в чудеса. Место расположения обители, и правда, благодатное. Всего в 15 километрах отсюда, в уже упомянутом Кириллово-Белозерском монастыре, огромный музей, группы туристов со всего мира змейками курсируют за гидами. А в Ферапонтове выходишь из машины у монастырских стен — и удивляешься внезапной тишине. Слышно, как на лавочке у Бородаевского озера два местных мужика лузгают семечки. Мимо с ритмичным скрипом проезжает старик на ржавом велосипеде. Беззвучно горит охристый закат, отражаясь от беленых зданий архитектурного ансамбля из списка Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Дионисий был сыном своей эпохи и одним из главных ее певцов. Когда в конце XV — самом начале XVI века стараниями Ивана III к Москве присоединяется Тверь, Новгород и Псков, Русские земли получают долгожданную независимость, появляется запрос на архитектуру, созвучную духу времени.
Чтобы подчеркнуть повышение статуса Москвы как центра единого государства, перестраивается Московский Кремль: заново возводятся Успенский и Благовещенский соборы, строится церковь Ризоположения. Иконописцы Андрей Рублев и Дионисий, наделенные талантом передать царящий духовный подъем Руси, невероятно популярны — им заказывают иконы, их привлекают к росписи главных храмов, свидетельствующих о государственной мощи, а видный церковный публицист Иосиф Волоцкий даже нарекает Дионисия “началохудожником живописания божественных и честных икон”.
Годы жизни великого изографа точно не установлены: родился примерно в 1450-м, умер около 1520-го. Мы не знаем ни места рождения и смерти, ни имени человека, научившего его иконописи. Зато точно известен год росписи собора Рождества Богородицы в Ферапонтове: 7010 от сотворения мира (1502 от Рождества Христова), о чем свидетельствует его собственноручная заметка здесь же — на стене среди росписей. Скорее всего, автор позволил себе эту нескромность потому, что работал в монастыре безвозмездно.
Пространство Ферапонтова монаcтыря существует словно в нескольких измерениях. В одном — тишина, старина, красота. Кажется, здесь не приживается современное, а если приживается, то лишь ассимилировавшись, как, например, велопарковка у древних ворот, сколоченная из посеревших от времени досок. Внутри собора с фресками Дионисия почти все технологии, продлевающие жизнь стенописи, скрыты от глаз — в его втором, со-временном, измерении. Десятки датчиков прямо сейчас чувствуют мое присутствие в храме: каждый мой выдох добавляет влажности и повышает температуру внутри здания. К слову, температуру тут необходимо поддерживать на 2−3 градуса выше, чем в примыкающих постройках: это создает капиллярную циркуляцию внутристенной влаги в противоположную от росписей сторону. Время пребывания экскурсантов строго ограничено 20 минутами, иначе снаружи образуются очереди: одновременно в храме могут находиться лишь 23 человека, чтобы не нарушался строго контролируемый микроклимат.
Стенопись в соборе Рождества Богородицы Ферапонтова мужского монастыря — единственный сохранившийся полностью ансамбль росписей Дионисия. Фрески Дионисия, говорят искусствоведы, отличает тонкая красочная гамма, но, не посмотрев волшебную роспись в естественном освещении, непросто понять, что они вкладывают в эти слова. Еще в середине прошлого века бытовало мнение, что для создания уникальной цветовой гаммы Дионисий использовал гальки, собранные на берегу Бородаевского озера. Однако анализ материалов — химический, спектральный, рентгено-фазовый — показал, что местные гальки не соответствуют составу использованных красок. Очевидно, Дионисий пользовался красками, привезенными из Западной Европы, куда товар попадал из Индии и с Ближнего Востока. Гамма Дионисия — всего восемь пигментов. За красный и коричневый отвечали охры, за голубой — азурит, за белый — известковые белила, за черный — древесный уголь, а за зеленый — порошки малахита, псевдомалахита, познякита, глауконита.
Вот, сразу слева от входа, глубокой охрой полыхает геенна огненная; по правую руку остаются Райские врата, пленяющие нежным сиянием пастельных азуритовых тонов. Со всех сторон по стенам дрейфуют островки-сюжеты библейских притч, выше и в барабане — медальоны с изображениями праотцев, святых и архангелов.
По центру на полу (первом в истории стенописных памятников) стоит фильтр, который обеспыливает пространство, не повышая влажности. Фильтр, отдаленно напоминающий бытовой масляный радиатор, приходится то и дело выносить в соседний храм, где у мощей преподобного Мартиниана сохранился еще один фрагмент росписей Дионисия. По большим церковным праздникам, а также летом там проводят службы; правда, стараются не зажигать свечей, а если зажигают — ставят перед фреской защитный экран.
Над фильтром под самым куполом изображен Христос Вседержитель. Можно представить, какое впечатление он производил на прихожан: свет льется из оконных проемов на барабан храма, на образ, создавая эффект невесомости, незыблемости, бестелесности, но духовной мощи.
За 515 лет фрескам Дионисия не раз угрожало уничтожение — не случайно третьим чудом Ферапонтово хранитель музея Елена Шелкова считает то, что фрески уцелели, словно в течение пяти веков их берегли неведомые силы. Настенные росписи, в отличие от икон, в православии никогда не были предметами культа. Их предназначение — производить впечатление. Считалось, что, если краски поблек-ли или сменилась мода, можно записать стены заново. Но в Ферапонтове каждый раз этому что-то мешало. Только в 1738 году настоятель монастыря поновил росписи на участках утрат дионисиевского левкаса.
“Вода ведь камень точит, а представляете, как легко она уничтожила бы росписи? — размышляет Елена. — Конденсат, протекания крыши, иней — все это могло испортить творение Дионисия. Свечная копоть также наносит урон. Но, поскольку храм был неотапливаемым, в его стенах служили лишь несколько месяцев в году, (в остальное время здесь было слишком холодно) — во многом поэтому фрески и уцелели.
В начале 1980-х годов в Ферапонтове стартовала масштабная программа по сохранению стенописи Дионисия. К счастью, ученые вовремя решили вместо реставрации проводить консервацию, то есть минимизировать вмешательство и не восстанавливать утраченные участки росписей. С тех пор работы не прекращались — даже при отсутствии финансирования в 1990-е.
В бесконечных спорах ученых рождались ноу-хау в сложном деле консервации. Скопировать мировой опыт было невозможно: все подобные объекты расположены в более теплом и сухом климате, для Вологодской области передовые западные методы борьбы со временем не годились.
В разных частях храма установили первые приборы для замера температуры и влажности, провели под полом систему обогрева. Сам пол XVII века, пыливший микрочастицами кирпичной пыли, заменили на беспыльную плитку. Разработали специальную стерку на основе каолина — чтобы впитывала загрязнения, но не затрагивала красочный слой. Исправили немало ошибок предшественников. Так, некоторые участки живописи реставраторы середины XX века опрометчиво закрепили казеином. Чешуйки краски с нанесенным казеином со временем задеревенели, отслоились и деформировались. В 1980-е была разработана методика возвращения пластичности краске: на поверхность высаживались бактерии, съедавшие казеин, после чего пластина вновь становилась гибкой, и ее можно было прижать к стене.
Ферапонтовский сборник, где собраны все документы музея, порой напоминает не отчеты ученых, а, скорее, методичку начинающего колдуна. В борьбе с временем иногда требовались действия, скорее похожие на ворожбу. Воздушное пространство, прилегающее к стене, обрабатывали эфирными маслами, левкасные гвозди (их широкие шляпки фиксировали в старину свеженаложенную штукатурку) покрывали слоем свинцового сурика на натуральной олифе, давали этому подсохнуть “до отлипа” и посыпали рублеными волокнами льна. Так боролись с коррозией гвоздей, разрушающей фрески.
Инженерные исследования Института “Спецпроектреставрация” 1984 года показали: старая дренажная система сравнительно недавно вышла из строя, и вода из земли под естественным природным напором стала подниматься по стенам. Это означало только одно: памятнику нужны новые виды ухода, необходимости в которых ранее просто не было. “Значение памятника делает практическую работу на нем экспериментальной от начала и до конца”, говорится в одном из отчетов.
Идти на смелые эксперименты приходится в самых разных сферах. “Если не ухаживать за памятником, он может исчезнуть с лица земли, так что я на всякий случай отсканировал на досуге древнее дагестанское село Гамсутль, — рассказывает свадебный фотограф Шамиль Гаджидадаев, устроившись в домашнем кресле с бокалом вина сорта саперави, которое сделал сам — тоже на досуге. — Теперь каждый может скачать и отправить на 3D-принтер модель Гамсутля любого размера хоть сегодня, хоть через 100 лет”.
Шамиль и его коллега Геннадий Викторов стали первыми в России специалистами по высокоточному объемному сканированию. Пройдя специальный конкурс, а затем курс обучения, они произвели оцифровку древних памятников дагестанского села Кола-Кореш по программе “Культурное наследие 2.0” благотворительного фонда Зиявудина Магомедова “Пери” и международного проекта Factum Arte. Последний занимается созданием высокоточных цифровых 3D-копий выдающихся памятников архитектуры. Недавно участники проекта провели оцифровку гробницы Тутанхамона, после чего была создана ее точная копия, куда теперь и водят туристов, чтобы оставить наконец в покое подлинник.
Ферапонтов монастырь — следующий в очереди на оцифровку. Ожидается, что собор Рож-дества Богородицы обретет цифровую копию уже в этом году, для работы на конкурсной основе отобраны и обучены местные фотографы. Как и Шамиль, по окончании работы над проектом они смогут продолжить оцифровку своей малой родины в удобном для себя режиме.
Произвели первое сканирование фресок Дионисия и Шамиль с Геннадием. Пробная съемка предполагала лишь фиксацию структуры с помощью сканера. Поверх структуры позже накладываются фотоизображения, порой более 300 на квадратный метр. “Мы снимали по ночам, — вспоминает Геннадий. — Самое обидное, что я не успел толком рассмотреть фрески: голова была забита поиском технических решений. Пространство собора изобилует изгибами, неплоскими структурами, мелкими деталями”.
Объект — не поспоришь — очень непростой. “Мы закладываем на полную оцифровку собора не менее шести недель, то есть больше, чем потратил на роспись сам Дионисий, — говорит исполнительный директор фонда “Пери” Полина Филиппова. — И наша работа так же бескорыстна: все материалы мы передадим Вологодской области”.
Наличие трехмерной копии фресок позволит отслеживать их состояние с небывалой детализацией, а также совершить прежде невозможное: показывать фрески Дионисия, распечатав собор на 3D-принтере, в любой точке мира в реальном масштабе и формах.
Война с разрушительным временем ведется не только на уровне микробиологии и цифровых технологий, но и нередко с помощью физического труда научных сотрудников.
Музейщики давно заметили: если древняя отмостка вокруг храма зарастает травой и мхом между булыжниками, то земля и само помещение собора перестают “дышать” — внутри увеличивается вероятность выпадения конденсата. Хранитель музея с конца 1980-х начинает рабочий день с осмотра отмосток и прополки травы.
Недавно к делу привлекли волонтеров. “Никто не верил, что, если кинуть клич, найдутся желающие бесплатно траву дергать в такой глуши, — смеется Алена Гудкова, курирующая работу волонтеров в Ферапонтове. — Но их много, больше даже, чем нам требуется! ”.
Авиаконструктор, певица, искусствоведы и, разумеется, студенты — вот неполный список тех, кто уже поработал здесь безвозмездно. “Пока сельский туризм в России развит негодно, — сетует преподаватель истории искусств Елена Юшкова, тоже приехавшая сюда волонтером. — Поэтому для отпуска я выбрала вот такой альтернативный вариант. Просто откликнулась на объявление в соцсети. Утром — простой облагораживающий труд на свежем воздухе, вечером — театральные постановки, интеллектуальные беседы с историками, выставки, купания в Бородаевском озере. А главное — ежедневное прикосновение к Вечному”.
…Ранним по-северному зябким утром в Ферапонтове ни души. На траву и кургузую лавочку у озера выпала роса. С востока, откуда вот-вот выглянет солнце, доносится усердное жужжание коптера. Мы снимаем ансамбль монастыря с высоты. Именно так уже более пяти веков его видят местные птицы и, должно быть, Бог. Кажется, четвертое и главное чудо Ферапонтова в том, что это место всегда оказывается в зоне плодотворного эксперимента прогрессивных и неравнодушных людей. Появление здесь Ферапонта, а через сотню лет — Дионисия, консолидация усилий ведущих реставраторов Советского Союза, работа волонтеров и победа над временем через обретение вечной жизни фресок в цифровом формате. Вседержитель хранит это место, занося с высоты купола благословляющую десницу, а ученые хранят его земными — трудоемкими и менее изящными, — но, кажется, не менее эффективными методами.
