Страна, которой нравится грустить
Колумнист BBC Travel выяснил, что печаль не мучит португальцев — она их даже радует. Удивительно и в то же время поучительно.
Мне с детства внушали, как важно быть счастливым — или хотя бы делать вид, что ты счастлив. Эта идеология нашла свое отражение в пиктограммах с изображением улыбок — “смайликах”, — которые, как говорят, были придуманы в Америке в 1963 году, и в лишенных смысла выражениях вроде “Хорошего дня!”
В Португалии никто не требует, чтобы день был для вас хорошим. В общем-то, всем безразлично, насколько хорошо он у вас складывается, потому что, скорее всего, сами они ничего хорошего в нем не находят. Если спросить португальца, как у него дела, самым оптимистичным ответом, на который можно рассчитывать, будет “майш о менуш” (“более-менее”).
Уникальную португальскую культуру меланхолии трудно не заметить. Она проявляется в мрачных лицах людей — это вам не Таиланд, который называют “страной улыбок”, — и даже памятников, установленных в местах расположения самых дорогих объектов недвижимости на городских площадях Лиссабона.
В большинстве стран мужчины (а это почти всегда мужчины), удостоившиеся чести в виде памятника, — это брутального вида генералы. В Португалии это угрюмые поэты.
Да, Португалия — грустная страна, которая занимает в последнем Докладе ООН о мировом счастье 93-е место из 157, сразу после Ливана.
Но жалеть португальцев не стоит. Печаль их не мучит — она их даже радует. Удивительно и в то же время поучительно. Можно подумать, будто португальцы мазохисты, но если пожить в Португалии подольше, как довелось мне недавно, быстро понимаешь, что здесь можно многое узнать о сокровенной красоте и радости печали. Португальская “светлая грусть” описывается одним словом — “саудади”. Ни в одном другом языке не найти подобного слова. Каждый португалец уверяет, что оно непереводимо, и тут же пытается все-таки его перевести.
“Саудади“ — это тоска, боль по человеку, месту или переживанию, которое некогда доставляло великое наслаждение. Оно сродни ностальгии — с тем лишь различием, что “саудади” можно испытывать по тому, чего никогда не было и, вероятнее всего, не будет.
В основе “саудади” лежит чувство зияющей пустоты — отсутствия, потери. Как пишет ученый Обри Белл в своей книге In Portugal (“В Португалии”), “саудади“ — это “неясное и постоянное стремление к чему-то… не такому, как сейчас”.
Как сказал мне однажды за обедом на шумном лиссабонском рынке Кайш-ду-Содри издатель Жозе Прата, “саудади” можно испытывать в отношении чего угодно. “Можно даже чувствовать ’саудади’ по курице, — сказал он, — но это должна быть правильная курица”. Терпимым и даже приятным “саудади” делает то, что этим чувством легко можно поделиться, поясняет Прата: “Я приглашаю вас разделить со мной трапезу печали”.
Сравнение не случайно — в Португалии трапезы проходят за большим столом, где находится место каждому. А один португальский повар даже придумал делать шоколад под названием “Саудади”. Разумеется, горько-сладкий.
Однажды, потягивая эспрессо на площади Ларгу-ди-Камойнш в центре Лиссабона, я познакомился со специалистом по клинической психологии Марианой Миранда. Я понял, что она лучше всех сможет объяснить мне смысл португальской светлой грусти. Она рассказала мне, что печаль — это важная часть жизни, и добавила, что не понимает, зачем пытаться ее избежать. “Я хочу почувствовать всё, всеми возможными средствами. Зачем рисовать картину только одной краской?” По ее словам, любой ценой избегая печали, мы умаляем себя. “Печаль на самом деле очень красива”.
В другой раз я познакомился с добродушным полицейским по имени Ромеу, другом одного моего друга. Он рассказал мне, что бывают дни веселые, а бывают грустные, и он одинаково рад и тем, и другим. На самом деле, как он объяснил, если встречаешь опечаленного португальца, не стоит пытаться его ободрить. “Когда человек грустит, он хочет грустить, — считает он. — Он приходит на работу, люди вокруг пытаются его развеселить, а он говорит: “Не пытайтесь меня ободрить. Сегодня мне приятно погрустить”.
Судя по итогам некоторых исследований, португальцы в чем-то правы. В ходе одного опыта, результаты которого были опубликованы в 2008 году в “Журнале экспериментальной социальной психологии”, было установлено, что печаль способствует улучшению памяти. По словам ведущего автора исследования австралийского психолога Джозефа Форгаса, в хмурые дождливые дни люди помнили различные подробности (тех вещей, которые они видели в магазине) живее, чем в ясную солнечную погоду.
В том же журнале рассказывается об эксперименте, в ходе которого выяснилось, что печаль положительно влияет на способность к суждению. Участникам исследования было предложено посмотреть записанные на видеопленку выступления людей, обвиняемых в краже, и попытаться угадать, кто из них говорит неправду. Те из участников, кто на момент эксперимента испытывал отрицательные эмоции, более успешно выявляли лжецов.
Свои преимущества есть даже у грустной музыки. Ученые из Свободного университета Берлина провели исследование с участием 772 человек со всей планеты, результаты которого были опубликованы в журнале Plos One, и обнаружили, что грустная музыка “на самом деле может иметь положительный эмоциональный эффект”. По мнению ученых Штефана Кельша и Лиилы Таруффи, она позволяет человеку регулировать плохое настроение. Кроме того, исследователи пришли к выводу, что грустная музыка разжигает воображение и вызывает “широкий спектр сложных и отчасти положительных эмоций”.
Интересно, что в разных культурах положительный эффект грустной музыки проявлялся по-разному. У выходцев из Европы и Северной Америки самой сильной эмоцией, вызванной печалью, была ностальгия, а у представителей азиатских стран — умиротворенность. Но у португальцев отношение к грустной музыке совершенно особое. В частности, музыкальный жанр фаду — это, по сути, меланхолия, положенная на музыку.
“Фаду” буквально означает “судьба” или “рок”, и в этом кроется печальная красота этой музыки. Мы должны принимать свою судьбу, даже если она жестока, — особенно если она жестока. Это музыкальное направление укоренилось почти два столетия назад в бедняцких рабочих предместьях Лиссабона. Первыми фадишта — исполнителями фаду — были проститутки и жены рыбаков, постоянно рисковавших не вернуться из плавания, — иными словами, люди, не понаслышке знакомые со страданием.
Сегодня в ритме фаду живет вся Португалия. Эту музыку можно услышать — и почувствовать — повсюду: по радио, в концертных залах и, прежде всего, в домах фаду, которых в Лиссабоне несколько десятков.
Как-то вечером я забрел в один из них — крошечное заведеньице под названием “Дуке да Руа”, запрятанное в районе Шиаду. В таких домах фаду нет ничего роскошного. Поют там, в основном, любители вроде Марко Энрикеса, который днем работает агрономом, а по вечерам стоит за барной стойкой в клубе, чтобы свести концы с концами. Он рассказал мне, что у некоторых исполнителей фаду красивые ангельские голоса, а у некоторых нет. “Можно не обладать хорошим голосом, но при этом быть прекрасным певцом фаду, — считает он, — потому что фаду идет от сердца”. Слушая музыку, я испытывал странную смесь меланхолии и облегчения. Меланхолии — потому что музыка, бесспорно, была унылой, как и слова, которые мне перевел один мой друг-португалец. Облегчения — поскольку в ком-то веки я не чувствовал никаких угрызений совести по поводу нежелания подавлять или отрицать свою печаль. Благодаря фаду у меня появилась возможность уважить обратную сторону своей личности.
Несколько дней спустя в прибрежном городе Эшториле, в 30 километрах к юго-западу от Лиссабона, я познакомился с Кукой Розета — популярной исполнительницей фаду и одной из немногих, кто может зарабатывать себе на жизнь этим искусством. Перед каждым выступлением она выдерживает минутную паузу — это как молитва прежде чем “отдать себя”, рассказала она мне: “С этой музыкой отдаешь себя. Это принесение в дар своих эмоций, это очень интимная вещь”.
Розета представляет новое поколение исполнителей фаду. Мелодия у них все так же печальна, как в традиционных произведениях, но в словах проскакивает оптимистичная нотка. Уж не значит ли это, что роман Португалии со “светлой грустью” подходит к концу? Очень надеюсь, что нет.
