Тайны и загадки средневековых витражей

Как найти начало и конец истории? В чем логика расположения геометрических фигур и почему так важно обращать внимание на детали? Портал ArzamasAcademy рассказал все секреты средневекового искусства.

В 1944 году на руанскую церковь Сен-Маклу (XV–XVI века) упали две бомбы. Часть сводов обрушилась, и многие витражи, украшавшие этот позднеготиче­ский храм, разлетелись на куски. Некоторые удалось восстановить, какие-то погибли и были заменены на современные, а несколько окон реставраторы за­полнили “коллажами” из осколков. Стрельчатые арки, складки одеяний, под­ножия престолов, фрагменты ликов, благоговейно сложенные ладони, летящие ангелы и обрывки надписей собраны по размеру и форме, но при этом не несут никакого послания.

Однако и полностью сохранившиеся вит­ражи современному зрителю могут показаться визуальным хаосом. Войдя в готический собор, он оказывается в потоке цветного света, из которого трудно вычленить отдельные сюже­ты. Чтобы правильно прочитать витраж, нужно найти начало и конец истории, а также понять, как логически соотносятся геометрические фигуры, на кото­рые он разбит.

Витраж — это многоуровневый пазл. Персонажи и фон собраны из кусочков цветного стекла, скрепленных с помощью свинцовых ободков. Отдельные сцены часто заключены в геометрические фигуры (большие и малые квадраты, круги, четырехлистники, звезды), которые отделяют более важные эпизоды от менее важных, а основные сюжеты — от комментариев к ним. Последовательность сцен здесь строится не так, как циклы миниатюр в руко­писях или череда эпизодов на фресках, у витража другие правила чтения.

Как возникло витражное искусство

В отличие от фресок, которыми украшали стены храмов по всему христиан­скому миру и далеко за его пределами, или мозаик, в которых так преуспели византийские мастера, витраж — типично западное искусство. Он, конечно, прежде всего ассоциируется с готикой — с ее огромными стрельчатыми ок­нами, которые возникли в XII веке благодаря инженерным новациям, по­зво­­лившим эффективно перераспределять вес сводов, и со временем становились все выше, шире и ажурнее. Однако на самом деле история витража уходит еще в раннее Средневековье. К 1100 году, когда в архитектуре господствовал романский стиль, цветные стекла с фигурами уже, видимо, были довольно обычным делом (правда, от той эпохи их дошло крайне мало).

На первых порах витражи в основном украшали монастырские церкви; позже самые масштабные окна изготавливались для городских соборов. Собор, глав­ный храм епархии и резиденция ее епископа, чаще всего был самым большим зданием в городе и воплощал не только мощь Церкви, но и богатство местных жителей, которые смогли его возвести, желательно перещеголяв соседей. Со вре­­менем цветные стекла “с историями” стали доступны и про­стым при­ход­ским храмам, а в позднее Средневековье небольшие витражные медальоны (на религиозные и мирские сюжеты) появились на окнах городских ратуш и даже особняков состоятельных бюргеров.

В Шартре, Париже, Бурже, Амьене, Реймсе, Кентербери, Аугсбурге, Праге и мно­гих других городах Франции, Англии или Священной Римской империи соборы могли похвастаться десятками витражных окон, каждое из которых заключало несколько десятков различных сцен. В соборе Нотр-Дам в Шартре, который сохранил самый полный набор витражей второй половины XII — первой половины XIII века, площадь средневековых стекол составляет более 2000 м² (для сравнения: площадь огромной картины Александра Иванова “Явление Христа народу” — около 40 м²).

Витражи и их зрители

Григорий Великий (590–604) писал, что изображения — это “книги для неграмотных” (или “писания для простецов”). Они учат азам Священной истории и хри­стианской доктрины тех, кто не имеет прямого доступа к тексту Библии и творениям Отцов Церкви. Вслед за Григорием и чередой богословов, которые повторяли или варьировали на свой лад его формулу, историки в течение многих десятилетий говорили о витражах как о “Библиях для неграмот­ных”, визуаль­ной пропо­веди, адресованной массам мирян.

И это, конечно, верно, но лишь отчасти. Средневековые зрители действительно видели на витражах важ­ней­шие эпизоды ветхозаветной и новозаветной исто­рии, подвиги святых и чу­де­са, сотворенные их мощами или образами. Изобра­жения из стекла прославляли реликвии, хранившиеся в часовнях под ними, популяризировали культы новых святых и усиливали ощущение сакраль­ности храма. Однако по своему сюжету и композиции многие витражи были настолько слож­ны, что средневековый верующий (прихожанин, видевший их из недели в неделю, или паломник, пришедший в храм издалека покло­ниться какой-то святыне) без помощи клириков, видимо, понимал в них немногим больше, чем современный турист без пояснений экскурсовода или путево­дителя.

Часто сцены на витражах снабжены подписями . Но и эти подписи (если их вообще получалось разглядеть) были понятны лишь тем, кто как минимум владел латынью, а как максимум был способен разобраться в тонких богослов­ских аллюзиях — то есть лишь образованным клирикам и узкому кругу ученых мирян. Так что стеклянная книга витражей не всегда была доступней прихо­жанам, чем книга, написанная на пергаменте.

Цвет и свет

Витраж — это в первую очередь не послание, а впечатление. Мозаика из разно­цветных стекол заливает храм красными, синими, зелеными, фиолетовыми лучами, пускает цветные зайчики, напоминающие драгоценные камни, по полу и сводам, алтарям и скульптурам в нишах, креслам каноников и надгробиям.

Средневековые богословы видели в солнечном свете и драгоцен­ном сиянии витражей символ незримого божественного света, который объ­ем­лет весь сотворенный Господом мир и связывает Церковь (и каждую кон­кретную церковь) с Небесами. Могущественный аббат Сугерий, “отец готики” , перестроивший в середине XII века аббатство Сен-Дени и украсивший бази­лику множеством витражей со сложными аллегорическими сюжетами, явно недоступными для “просте­цов”, писал, что свет, проходящий сквозь цветные стекла, как и блеск драго­цен­ных камней, помогает душе вознестись к источ­нику истинного света — к Христу. Канцлер Шартрского собора Пьер де Руасси, живший в XIII веке, считал, что образы, созданные из стекла, — это божествен­ные писания, по­скольку они направляют лучи истинного солнца, т. е. самого Господа, внутрь храма и там озаряют сердца прихожан.

В XIII веке на французских витражах — а именно Франция, породившая готику, долго задавала архитектурные вкусы в большей части Европы — господство­вали насыщенный красный и темно-синий цвета. В середине того же столетия в моду стало входить бесцветное стекло, где рисунок выполнялся в градациях серого (гризайль). С начала XIV века мастера научились придавать отдельным фраг­ментам прозрачного стекла (например, нимбам святых или коронам мо­нархов) желтый цвет, так что в позднем Средневековье множество витражей выдер­жано в бело-серо-желтой гамме.

Порядок чтения

Чтобы свет витража по-настоящему озарил сердца верующих, им, конечно, стоило понимать, что именно там изображено. Самые простые вари­анты — когда все пространство окна занимает одна или несколько стоящих бок о бок или друг над другом фигур (кто-то из пророков, апостолов или святых) или какой-то один сюжет (например, Распятие Христа или казнь кого-то из христианских мучеников).

В отличие от алтарных образов, многих статуй и фресок, к витражам, за ред­кими исключениями, не обращались с молитвой. Тем не менее стекла, на ко­торых сакральные персоны представали как на “портрете”, вероятно, тоже могли задумываться как обращение к высшим силам и инструмент комму­никации с ними. Не случайно на таких витражах можно увидеть надписи-молитвы наподобие “святой такой-то, молись за нас”.

Повествовательные витражи

Другой тип витражей — повествовательные, где в отдельных сегментах последо­вательно разворачивается какая-то библейская или житийная история: напри­мер, Страсти Христовы, проповедь апостола Фомы в Индии или воинские под­виги Карла Великого, которого тоже стремились канонизировать. На таких витражах отдельные эпизоды вписываются в одинаковые квадраты, круги, четырехлистники или другие фигуры. Порой, чтобы подчеркнуть ритм рас­сказа, они чередуются через один (скажем, квадрат — круг — квадрат и т. д.) либо выстраиваются в более сложные геометрические схемы. Например, одни сцены заключаются в сегменты, на которые делится центральный квадрат, а другие — в полукруги, примыкающие к его граням.

Схемы, где история предстает в виде своего рода комикса, разделенного на эпи­зоды в отдельных рамках, встречались и в рукописях. Однако в отличие от книги, которую читают или рассматривают слева направо и сверху вниз, повествовательные витражи обычно читаются снизу вверх, то есть зри­тель должен начать с эпизодов, расположенных ближе к нему, а потом подни­мать свой взор выше и выше.

В самом простом варианте строки сканируются взглядом слева направо. Однако бывает, что порядок чтения меняется с каждой строкой: нижняя читается слева направо, затем зритель поворачивает и продолжает движение уже справа налево, затем снова слева направо и т. д. Такая последовательность, напо­ми­нающая зигзаг, называется бустрофедон: от греческих слов “бык” и “поворачивать”, поскольку этот маршрут похож на движение быков с плугом по полю.

На некоторых витражах повествование стартует сверху, и такой необычный порядок, как правило, бывает идеологически обоснован. Например, на витраже Страстей в Шартре точкой отсчета становится фигура Христа во славе, распо­ложенная на самом верху: так лишний раз подчеркивается, что это история вочеловечивания Бога, который “спустился” в мир, чтобы претерпеть муки и тем самым искупить первородный грех, до­влевший над людским родом.

В отличие от цикла миниатюр, расположенных на разных листах рукописи, весь витраж можно охватить взглядом одновременно (часто вместе с сосед­ни­ми окнами), а маршрут, по которому в действительности движется взгляд, не обязательно совпада­ет с подразумеваемым, который задает та или иная история. Взор зрителя легко блуждает от фигуры к фигуре, от сцены к сцене, выхватывая знакомые эпизоды и легко узнаваемых персонажей.

Детали

Читая средневековые витражи, важно обращать внимание не только на то, как смонтированы отдельные сцены, но и на перекличку жестов, поз и других де­талей, которые повторяются в нескольких — порой далеких — фрагментах по­вест­вования. Идентичные или очень похожие фигуры перебрасывают до­пол­ни­тельные мосты между различными эпизодами и подсказывают, как их сле­дует толковать. Кроме того, важна также и форма предметов.

Витражные розы — огромные круглые окна с симметрично расходящимися от центра ле­пестками самых разных конструкций — одна из визитных карточек готики. Снаружи можно рассмотреть сложнейшее каменное плетение; внутри, в полу­тьме храма, ребра лепестков уже не так видны, зато светятся витражи, встроен­ные в секции громадного колеса. Прочесть сюжет розы порой оказывается сложнее, чем на простых, вертикаль­ных, окнах.

Дарители

В самом низу витражных окон часто можно увидеть фигуры, которые не имеют никакого отношения ни к библейской истории, ни к житиям святых. Это дона­торы — государи, владетельные сеньоры, епископы или каноники, которые по­жертвовали витраж храму. Изготовление огромных стекол стоило необычайно дорого, так что такие дары были доступны очень немногим.

Указав запечатлеть себя (а заодно порой и своих супруг с отпрысками) под ногами или у ног Христа, Девы Марии или кого-либо из небесных патронов, донаторы одновременно являли свое смирение перед лицом высших сил, пору­чали себя их заступничеству и демонстрировали другим прихожанам свое могущество и богатство. В начале XIV века немецкий мистик Майстер Экхарт сетовал на то, что многие, заказывая витражи и алтари, украшают их своими гербами и помещают на них свои имена — получается, что им мало награды от Бога, и они еще хотят потешить свое тщеславие.

Среди тех, кто мог пожертвовать витражи, были не только светские правители и князья Церкви, но и разбогатевшие гильдии ремесленников. Часто под многими окнами изображены плотники и колесных дел мастера, виноградари и виноторговцы, кузнецы, каменщики, пекари, бочкари, торговцы пряностями, бакалейщики с весами (они про­давали множество разных товаров: от духов и украшений до свечей и играль­ных костей) и аптекарь, который толчет в ступке какое-то снадобье. Правда, не совсем ясно, что именно перед нами: изображение реальных донаторов или скорее идеальный образ покорных и щедрых мирян, который пропагандировали каноники собора, получавшие их дары от имени Господа.