Голубоглазые и светловолосые: как выживают последние жители эстонской деревни на востоке Турции

Это кажется невероятным, но в конце позапрошлого века недалеко от турецкого городка Карс была основана эстонская деревня, от которой, к сожалению, в наши дни почти ничего не осталось. Когда-то сюда переселились и предки Аугуста и Петро Албук, до сих пор проживающих в деревне и мечтающих хоть когда-нибудь увидеть свою историческую родину, пишет Maaleht.

Когда таксист привез меня по указанному адресу, я сразу и не поверила, что эта груда камней и развалившиеся дома на замусоренной пустоши и есть эстонская деревушка в 1.5-часах езды от Карса. Я была в замешательстве, но таксист уверенно говорил, что адрес правильный. И он не ошибся! Здесь когда-то было большое эстонское поселение, от которого, к сожалению, уже почти ничего не осталось. Но несмотря на плачевное состояние, эстонцы здесь по-прежнему живут.

Аугуст Албук (50 лет) — один из последних эстонцев, проживающих в этой деревне. По его словам, гости из Эстонии здесь бывают довольно часто. Однажды по улице проехал, пугая деревенских кур, даже большой туристический автобус, где было много желающих сфотографировать необычную эстонскую семью в Турции.

Младший брат Аугуста Петро (47 лет) тихо ставит чай на стол. “Это прям чудо, что ты еще тут”, — ухмыляется Август, объясняя, что Петро не особо церемонится с теми, кто рассматривает его как местную достопримечательность — сразу разворачивается и уходит. После этих слов стараюсь меньше смотреть на Петро, хоть и дается мне это с трудом.

Этой встречи я ждала с тем самых пор, как только услышала, что где-то на востоке Турции есть основанное еще в 1886 году поселение под названием Ново-Эстония. В лучшие времена здесь проживали 300 переселенцев из Эстляндской губернии, действовал даже свой драмкружок. После Первой мировой войны Карс, до этого несколько десятилетий принадлежавший Российской империи, перешел под правление Турции. Но если в 1920-30 годы жители Ново-Эстонии еще сохраняли связи со своей исторической родиной, то после Второй мировой войны все связи были окончательно потеряны.

Судьба жителей Ново-Эстонии долгое время оставалась неизвестной. Непонятно было, есть ли там до сих пор эстонцы, сохранили ли они свою культуру, на каком языке говорят между собой, какую религию исповедуют… Вопросов было много, а вот ответов никто не знал…

Но мне повезло. Моя подруга Хелен Хаас, доктор религиоведения в Тартуском университете, свободно владеющая турецким языком и отлично разбирающаяся в культуре Востока, тоже очень заинтересовалась эстонским поселением. Она долго искала информацию в турецких источниках о Ново-Эстонии и обнаружила статью, в которой рассказывалось о неком Аугусте Албук — последнем коренном жителе эстонской деревни близ Карса. В статье отмечалось, что эстонец был весьма общительным, энергичным и работящим. Мы так обрадовались найденной информации, что сразу же составили план путешествия и отправились в Турцию.

Тем не менее я очень волновалась перед поездкой. У нас не было прямых контактов, мы ни с кем ни о чем не договорились — просто ехали искать Ново-Эстонию и Аугуста, о котором прочитали в одной из турецких газет. А что если Аугуст уже не говорит по-эстонски? Или, может быть, он куда-то уехал? Вдруг не захочет с нами общаться? Об этом и многом другом я думала по дороге в Карс.

Деревня, которую эстонцы назвали Ново-Эстонией, давно носит турецкое название Каракаорен. Находится она всего лишь в пяти километрах от центра древнего Карса, основанного армянами еще в IV веке. В деревне с севера на юг пролегает главная улица, где еще сохранилась старая школа-церковь. Видно, что когда-то у этого здания была небольшая башенка, но, видимо, со временем она развалилась. Однако здание не выглядит ветхим - как я потом узнала, здесь живет местный имам, поэтому за домом ухаживают и периодически ремонтируют. Дома в деревне маленькие и низкие, во дворах гуляют курицы и гуси.

Спрашиваем у первой попавшейся нам на улице женщины, как найти Аугуста. Мы не успели даже договорить, как она поняла, кого мы ищем, и сразу повела нас к дому эстонцев.

“К вам гости”, — сказала женщина, доведя нас до низенького домика, и удалилась.

Из дома первой вышла маленького роста темноглазая женщина в платке, поздоровалась и пригласила нас в комнату выпить чаю. “Меня зовут Ядигар, я жена Аугуста”, — представилась она по-турецки. Хелен быстро перевела это на эстонский, и уже на турецком языке объяснила, что мы хотим поговорить с Аугустом. Не успела она договорить, как раздался грохот въезжающего во двор трактора. Мы выглянули в дверной проем и увидели вылезающих их трактора мужчин. Высоких, голубоглазых и со светлыми волосами мужчин! Это был сам Аугуст и его младший брат Петро.

Дом

Ядигар нам рассказала, что у них с Аугустом есть сын Бюньямин (11 лет) и дочери Мериам (4 года) и Алейна (1 год). А еще у Аугуста от первого брака есть дочь Мелиса (18 лет). В отличие от старшего брата Петро не женат и детей у него тоже нет.

У Аугуста и Петро есть еще сестра Валерия, которая вышла замуж за турка, родила детей и переехала жить в Карс. Больше, по их словам, эстонцев в окрестностях нет. Когда-то большая деревня развалилась, от домов остались одни руины. Весной 2013 года обрушилась крыша и в семье Албук.

“Прямо в День матери”, — вспоминает Ядигар. Зимы в Карсе суровые и снежные, старая крыша просто не выдержала весеннего ливня. По словам женщины, если до этого жизнь в деревне была сложной, то теперь она кажется невыносимой. Сразу после обрушения крыши, Аугуст обратился к городским властям Карса за помощью. Те выделили ему небольшую компенсацию, но сумма была настолько мизерной, что он еле осилил купить на эту сумму палатку.

“Шесть месяцев всей семьей, со всеми вещами, мы жили в этой палатке!“ — вспоминают они. Аугуст еще несколько раз ходил в городскую управу, прося помощи в восстановлении крыши, но никто и не думал ничего делать. Даже посол Германии приходил к ним, пил с ними чай в палатке и интересовался условиями жизни. Местная газета выпустила статью с фотографиями и рассказом о случившемся. Но помощи так и не последовало.

Братья сами кое-как подремонтировали крышу, но, как они говорят, осадок от бездействия властей остался. Кроме того, старый дом постоянно напоминает, что он долго без капитального ремонта не простоит.

Как вспоминает Аугуст, когда в деревне было много людей, жить было проще. Все друг другу помогали и выручали, если вдруг что случалось. А теперь помощи, как оказалось, ждать не от кого.

Семейные реликвии

Эстонцы стали отсюда уезжать начиная с 1960-ых годов, когда Германия открыла свои двери для турецких рабочих. С ними поехали и жители Ново-Эстонии. Многие потом из Германии перебрались в другие страны мира. А эстонская деревня на востоке Турции стала потихоньку исчезать: молодежь уезжала на заработки, старики умирали, дома пустели, а потом и вовсе разваливались.

“Muna. Leib. Ema.” (яйцо/хлеб/мама) — это все, что помнит Аугуст по-эстонски.

Братья знают, что в Эстонии у них есть дальние родственники, но так как на эстонском они не говорят, с родней связи нет. Однако сестра Валерия довольно сносно говорит на эстонском — она пару лет жила в Стамбуле, периодически созванивалась с родственниками в Эстонии и даже побывала однажды в Таллинне.

“Вот когда вы тут сидите и разговариваете между собой, я слушаю, а в моей голове всплывают знакомые слова”, — отмечает Петро, который действительно особо внимательно нас слушал. ““Väike kutsikas!”(маленький щенок) — внезапно с нескрываемой радостью восклицает он на чистом эстонском языке.

Аугуст и Петро показывают семейные реликвии. Это дедушкины серебряные часы на цепочке и книжка “Пятнадцатилетний капитан”, написанная на эстонском языке готическим шрифтом. Сохранилось еще несколько семейных фотографий со свадеб и крестин, на которых изображены светловолосые и голубоглазые люди. По словам братьев, десять лет назад сотрудник посольства попросил у них альбом с фотографиями — якобы хотел все снимки перефотографировать. Взял, но обратно не вернул. “Посольство нами всегда интересовалось”, — говорит Аугуст. “Дипломаты, послы, их знакомые и друзья к нам в гости приезжали, все охали, как мы тут живем”, — с ухмылкой добавляет он.

Хуже бедности

“Бедность бедностью, но с этим жить можно. Страшнее другое”, — вздыхает Ядигар.

В Турции сложно быть представителем малых национальных общин, в лучшем случае таких людей игнорируют. Эстонцев здесь воспринимают как немцев — в местных СМИ Аугуста очень часто называют именно немцем. Иногда он не спешит исправлять эту неточность, так как, по его словам, в Турции Германию знают как влиятельную страну.

Для жителей Ново-Эстонии было всегда важно сохранить свою приверженности христианству, для них это был вопрос идентичности. Поэтому всех своих детей Аугуст покрестил, только маленькая Алейна еще не прошла этот торжественный обряд в церкви. Лютеранского священника в Карсе нет, для этого ехать придется в Стамбул или Анкару. Кроме того, найти крестных тоже довольно сложно. Рассказывая об этом, Аугуст вдруг с надеждой смотрит на нас: “Может, вы…?”

В этот момент Ядигар посмотрела на нас с явным одобрением.

“Ядигар, ты, мусульманка, не будешь против, если детей покрестят в христианской церкви?” - спрашиваю я.

“Нет, я хорошо отношусь ко всем религиям, я не против”, — ответила она. Предки Ядигар, армяне по происхождению, были вынуждены перейти в ислам в начале XX века.

В школах у детей есть обязательный урок религиоведения, где признают только ислам. Можно, конечно, написать заявление, чтоб учеников, исповедующих другую религию, освободили от этого урока, но это может ухудшить отношение сверстников к детям. Ядигар рассказала, что Мелиссе подарили нательный крестик, но она его не носит.

“Если бы только была возможность, я бы сразу перебрался в Эстонию”, — говорит Аугуст. “Мне было бы сложно, но детям, наверное, там было бы лучше”, — добавляет он.

“Расскажите мне об Эстонии”, — просит Петро.

“Там тоже у людей свои проблемы”, — осторожно отвечаю я ему.

Петро не женат, что не свойственно мужчинам его возраста — в турецких провинциях женятся молодыми.

“Кто ж захочет свою дочь отдать за христианина”, — вздыхает Ядигар.

Петро застенчиво спрашивает, правда ли, что в Эстонии можно поместить объявление в газету о знакомстве с женщиной. И если кто-то ответит на это объявление, то на каком языке тогда говорить?

“В Эстонии надо знать эстонский”, — говорю я.

Аугуст и Петро задумчиво кивают. Они считают, что это не проблема — язык можно вспомнить, общаясь и работая. Конечно, было бы намного проще сначала съездить в Эстонию и своими глазами посмотреть на свою историческую родину. Но получить паспорт в Турции очень дорого — около 150 евро. А еще ведь надо заплатить за перелет, гостиницу… А если денег нет, то и мечтать о поездке не стоит.

Петро подрабатывает столяром, устанавливает окна и двери на больших строительных объектах, есть у него и водительские права. Аугуст ремонтирует различную технику и в домашних условиях заливает бетонные цветочные горшки.

“Мы все умеем делать”, — подтверждают они.

Аугуст признается, что самое важно для них — образование и будущее детей. Вернувшаяся вечером из школы старшая дочь Мелиса рассказала, что сегодня у них в школе были тематические уроки - девочек заставили целый день гладить белье.

“Лучше бы служить в армии”, — вздыхает Мелиса. На самом деле она мечтает стать ветеринаром, хорошо играет в теннис, завоевывая медали на местных соревнованиях. Но надежды развиваться в этом направлении у нее практически нет. Образование в Турции действительно часто оставляет желать лучшего: учителей не хватает, их уровень подготовки очень низкий, в школах нет многих дисциплин. Например, учителя английского иногда сами настолько плохо знают предмет, что неправильно учат детей. Мелиса сразу смущается, когда ее спрашиваешь про английский. “Пусть Бюньямин говорит, у него тоже английский язык в школе есть”, — уходит она от вопросов.

“Мелиса, а может, правда, ты поедешь в Эстонию? Выучишь там язык и сможешь дальше там жить, учиться и работать”.

“Если Бог разрешит”, — уважительно отвечает девочка. Наверное, также она бы ответила и про полет на Луну.

Молитва по-эстонски

Солнце уже почти зашло. Мы все вместе прогулялись по деревне, зашли на кладбище, побывали даже на овощном поле. В Карсе, как и в Эстонии, помидоры растут в теплицах, так как неожиданно могут наступить ночные заморозки. И даже в сентябре горшки с цветами уже заносят с улицы в дом. Климат здесь, на высоте 1700 метров, суровый. Летом может быть продолжительная засуха, а зимой сугробы по пояс. Температурой в минус 30 градусов здесь никого не удивишь.

Мы с Хелен уже было засобирались домой, как Аугуст сказал: “Нет, нет. Мы вас до ужина не отпустим!”

И вот мы уже сидим на коврах у небольшого обеденного стола, накрытого льняной скатертью. На ужин хозяйка приготовила свежий хлеб, куриный суп, запеченные в пиве картофель и кабачки, а также салат из свежих овощей. На сладкое — арбуз. Я догадываюсь, что на стол нам поставили все лучшее, что было в доме.

Перед тем, как приступить к ужину, Аугуст зачитывает молитву на эстонском языке: “Oh, Issand Jeesus tule, meil ise võõraks ole! Sa meile lauda kata, kõik õnnistada võta!” Каким-то самым удивительным образом в этой семье сумели сохранить эти строки, подчеркивающие прямую связь этих людей с Эстонией.

Последний важный вопрос

Несмотря на то, что Хелен целый день переводила все с турецкого на эстонский, а потом с эстонского на турецкий, у меня не иссякал поток вопросов. Хотелось узнать как можно больше, расспросить обо всем на свете.

“К вам приезжает так много разных людей. Вы кому-то из них когда-нибудь говорили, что хотите перебраться в Эстонию? Кто-то вам пытался помочь? Или, может, давал совет, как вернуться на историческую родину?”

Аугуст примолк, а его жена с грустью сказала: “Вы думаете, что кто-то с нами так долго разговаривает? Они просто приезжают на нас посмотреть. И все…”

“Здороваются, попьют чаю и уезжают”, — продолжил Аугуст. “А, еще сфотографируют нас. И все! Сначала была надежда, что что-то изменится. Но ничего не меняется до сих пор. Люди просто исчезают”.

Немного успокоившись, Аугуст добавляет, что он не знает, правильно ли эстонские гости понимают его, правильно ли переводят им его слова. “Уже давно бы уехал, если бы знал, как. Все вздыхают, говорят, что это сложно, но у наших детей тут нет никакого будущего”, — вздыхает он. ”

Когда мы прощались, казалось, что воздух пропитан каким-то отчаянием. Братья пошли нас проводить на автобусную остановку. Перед тем как расстаться, попросили нас, хотя бы их не забывать. Хотя бы…

Аугуст Албук, турецкий эстонец в четвертом поколении, стоял у автобуса со слезами на глазах. Петро нервно крутил в руках ключи от трактора и постоянно извинялся, что они нас не смогли хорошо принять. Я стояла и сама еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. Казалось, что мы — это их последняя надежда, которая вот прям сейчас уезжает рейсовым автобусом…

***

С историей семьи Албук хорошо знаком независимый эстонский журналист, специализирующийся на темах Ближнего Востока, Хилле Хансо, последние восемь лет проживающий в Турции. По его словам, ситуация на окраинах Турции оставляет желать лучшего, а выбраться оттуда очень сложно.

“У семьи Аугуста, вероятно, и нет другого выхода, как перебраться в Эстонию”, — размышляет он.

“Петро и Аугуст — этнические эстонцы, но выросли они в турецком обществе, и по менталитету они уже самые обычные турецкие мужчины”, — отмечает он. В Турции отношение между властью и человеком совсем иное, нежели в Эстонии. Здесь все свыклись с мыслью, что власть принадлежит государству, а то в свою очередь решает все на свете. Поэтому люди привыкли просто ждать, надеясь на милость правителей.

“Кроме того, для Турции важен только один народ — сами турки. С национальным меньшинством здесь не считаются”, — утверждает Хилле Хансо.

“Конечно, мне было бы жалко, если бы они уехали из этой деревни и история Ново-Эстонии бы окончательно канула в Лету”, — признается эстонский журналист. “Но надо признать, что эстонского там уже мало осталось. Даже если дети Аугуста останутся жить в этой деревне, они вырастут уже настоящими турками. С Эстонией у них связи точно уже никакой не будет”, — добавляет он.

Не исключено, что перебравшись в Эстонию, семья Аугуста может разочароваться в своей исторической родине. Они, конечно же, слышали о хороших социальных гарантиях, которые предоставляются беженцам, например, в Германии. Поэтому их ожидания могут быть тоже большими. Но, как уже было сказано, у нас совсем все по-другому. Но надо хотя бы попробовать, вдруг у них получилось бы...