У приоткрытых дверей церкви слышна молитва. Но вскоре она прерывается.

На часах девять утра. Монахини в черных одеяниях выходят из храма, спускаются по церковной лестнице и расходятся по монастырскому двору.

К нам подходит высокая, статная монахиня, держа в руках небольшую книжку. “Вы пришли собирать картошку?“ — спрашивает она, ласково и приветливо обводя нас взглядом.

Эта молодая монахиня расспрашивает нас, ели ли мы, после чего добавляет, что нас обязательно накормят в монастырской гостинице, указывая на дом красного цвета с палисадником цветущих гортензий и золотарника.

“Хорошо поешьте, а потом за вами придут”, — говорит она нам и уходит.

“Подкрепитесь, родные, отдыхайте, голубки! Вам скоро в поле работать”, — приговаривает работница монастырской гостиницы, выставляя на стол перед нами тарелки с кашей и вареньем, творог, сыр, булочку, хлеб и печенье.

С парадного портрета на стене столовой на нас суровым взглядом смотрит Алексий II.

И тут появляется матушка Зосима — энергичная монахиня, отвечающая за организацию сбора картошки. В одной руке у нее телефон, в другой — вещи, необходимые для работы. Она суетится, звонит по телефону, что-то кому-то объясняет и дает распоряжения.

“Вы приехали из Таллинна? Слава Богу!“ — говорит она. У монастырских ворот нас поджидает белый фургончик, где для пассажиров не предусмотрено ни сидений, ни окон. Мы присаживаемся на пол, матушка закрывает дверь машины и садится рядом. В полной темноте едем на картофельное поле.

“Прогноз погоды знаете?“ — спрашивает Зосима.

“Да, слышали. На островах уже льет дождь. К вечеру непогода доберется и до Ида-Вирумаа”, — отвечаем мы.

“Ну что ж, Слава Богу, — вздыхает матушка. Темно и ничего не видно, но по взмахам ее руки мы догадываемся, что в этот момент она перекрестилась

В социальной сети Facebook монастырь разместил объявление, что ждет добровольцев, готовых помочь со сбором картошки. Так как в этом году из-за закрытых границ в монастырь не приезжают паломники из России, монастырь понадеялся на помощь местных жителей.

Наш фургончик останавливается, матушка открывает дверь машины и в глаза вновь бьет яркий свет. Мы приехали. Остановились около монастырского коровника, рядом с которым нас уже ждали другие люди. Зосима снова кому-то звонит и мы слышим, как она выясняет, сколько всего должно быть добровольцев. Оказывается, что точного числа никто не знает — может, пять человек, а, может, и все пятьдесят. Матушка Зосима начинает пересчитывать людей. Десять, двадцать, тридцать, тридцать шесть…добровольцев больше, чем ожидалось!

“Бог милостив!“ — произносит Зосима.

Теперь надо убедиться, что у всех есть ведро, перчатки и мешок для сбора картошки. Матушка всем рассказывает, что делать и как. Организаторских способностей ей явно не занимать.

Нас снова распределяют по машинам и мы едем еще пару минут. Картофельное поле находится в нескольких километрах от монастыря. В итоге собирать картошку должны девять монахинь, чьи белые косынки очень празднично смотрятся на фоне серого неба, и 36 добровольцев, вызвавшихся помочь Пюхтицкому монастырю.

Всё готово к сбору картошки. Хотя нет. Еще не всё!

Матушка Зосима разворачивается в сторону леса, за которым возвышаются луковичные купола главной церкви монастыря в Куремяэ. Она поднимает глаза к небу, затем кланяется, крестится и произносит молитву. Зосима просит силы небесные помочь, чтоб сбор картофеля прошел хорошо. Говорит быстро и громко. Остальные монахини за ее спиной крестятся.

“Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй”.

И тут, прямо посреди молитвы, в кармане у Зосимы начинает звонить телефон. Почти шепотом она произносит: “Святые небеса, простите меня, но мне надо ответить”.

Она подносит телефон к уху и начинает кому-то быстро раздавать команды: "Поворачиваешь направо, потом налево…" Закончив разговор, она кладет телефон обратно в карман и продолжает так не вовремя оборвавшуюся молитву.

“Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй”.

Крестное знамение. Теперь всё. Можно начинать!

Каждый из 36 добровольцев и 9 монахинь получает по пластмассовому ведру и длинной борозде, с которой ему предстоит собрать картошку. Через каждые десять шагов в землю надо воткнуть ольховую ветку, которая будет выполнять роль своеобразного пограничного столба.

Рядом с нами работают две молоденькие монахини, обоим чуть больше тридцати. Русские девушки, свободно говорят по-эстонски. Головы у них подвязаны чистыми и хорошо отглаженными белыми платками.

Помню, как однажды знакомый кинокритик возмущался, что герои одного фильма уж слишком опрятно выглядят, что костюмы слишком чистые, а не состаренные, что уже издалека видно их современное производство. "Неправдоподобно", - возмущался он. И вот тут, на монастырском картофельном поле, со мной случился тот же эффект: слишком белые и чересчур наглаженные платки, слишком чистые блузки и юбки — все как будто новое, только что из магазина. И так непривычно вежливы и милы эти молодые монахини.

“Не могли бы вы, пожалуйста, подержать мешок, я хочу высыпать из ведра картошку”, — говорит одна из них.

“Спасибо, пожалуйста. Аitäh, Рalun!”

Я никогда раньше не слышал столько слов благодарности. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо…

Трактор “Беларусь” открывает сразу две борозды и засыпает землю картофелем.

Попадаются довольно большие картофелины. Некоторые из них по размеру больше напоминают репу. По цвету — желтые и красные.

Интересуюсь, что это за сорта? Ответ прост: “Желтый — это желтый сорт. А красный — это красный сорт!”

На поле есть и второй трактор, он с ковшом — туда мы скидываем содержимое мешков. Когда ковш наполняется картошкой, трактор вываливает все в прицеп желтого грузовика.

Кажется, что на поле играет фортепианный концерт Рахманинова — по полю, как по клавишам, пробегают руки. Быстро и четко. Слышно только, как картошка падает в ведро. Такое сравнение пришло мне в голову не случайно. Рядом со мной работает русская девушка-монахиня. Мы разговорились и она рассказала, что родом из Таллинна, окончила музыкальную школу имени Георга Отса по классу фортепиано. Параллельно училась на отделении джазового пения. Выучила эстонский язык. Теперь руководит монастырским хором, с которым неоднократно выступала на фестивале имени Давида Ойстраха, в Таллиннском Домском соборе и Доме братства черноголовых. На рождество вновь поедет в Таллинн.

“Придете нас послушать?”

“Конечно! Обязательно придем!”

Улыбается.

В Пюхтицком монастыре она живет 15 лет.

“Как Вы приняли такое решение?”

“Ох, это длинная история”

“А если коротко?”

“Поняла, что правильнее всего посвятить себя Богу”

“А что сказали на это родители?”

“А что им оставалось?” Улыбается.

Телевизор она не смотрит. Новости не слушает. Все время посвящено Богу, молитвам и хоровым занятиям.

Сегодня, в субботу, она проснулась как обычно — в половину шестого утра. В шесть начинается богослужение, опаздывать нельзя.

“В гости к маме и папе приезжаешь?”

“Иногда”

“На день рождения мамы?”

Задумывается.

“Или они сюда приезжают…”

Девять гектаров монастырской земли отведены под картофельные поля. Два небольших поля уже убраны, осталось еще пять гектаров.

“До скольких мы сегодня работаем? До четырех. Не дольше? Нет, ровно до четырех часов. В шесть начинается служба”, — слышу я разговоры монахинь.

Перерыв. “Подходите, 11 часов уже!”

Снова матушка Зосима поворачивается в сторону монастыря. Молитва, поклон до земли и крестное знамение.

Чай, кофе, какао. Огромный крендель разрезается на кусочки длинным ножом. Каждому достается кусок (или два).

Мясные блюда в Куремяэ готовят только для гостей. Или для мужчин, выполняющих подсобные работы в монастыре.

“А откуда в монастыре мясо? Свиней же вы не разводите…”

Моя новая знакомая, молодая монахиня-руководитель хора, услышав этот вопрос, меняется в лице и становится очень грустной. “На мясо идут наши маленькие телята”, - говорит она.

“А есть еще в монастыре какие-то животные?”

И тут монахиня начинает светиться от радости: “Да, девять котов, 30 коров, куры и три индюка…”

Возвращаемся к работе.

Час дня. Обед. Опять звучат обращенные к Богу благодарственные слова и молитвы. На обед нам дают щи с кислой капустой, монастырский хлеб, картофельное пюре, консервированные кабачки, салат из свежих огурцов и помидоров. Монахини разливают яблочный сок, рассказывая, что в него не добавлено ни капли воды. На десерт — крендель и сладкие пироги, на выбор — чай, кофе или какао.

Матушка Зосима читает молитву, монахини подпевают ей как соловьи.

“Спасибо”, — тихо произносит одна из девушек.

Загудел “Беларус”, а это значит, что надо возвращаться к работе. Хватаем ведра и идем каждый к своей борозде. Вдруг кто-то запевает веселую песенку из старого советского кинофильма “Приключения Электроника”: “В юном месяце апреле…”

Песню подхватывают другие, подпевая:
”…В старом парке тает снег,
И крылатые качели
Начинают свой разбег…”

Монахини тоже помнят песни из своего детства.

Вечер. На подворье монастыря пусто и тихо. На ступеньках церкви лежит пушистый кот. Вскоре с разных сторон монастыря к храму начинают подходить монахини. Шесть часов вечера, вот-вот начнется служба. Мимо меня пробегает та самая высокая статная монахиня, которую мы повстречали рано утром. “Отличный был день”, — успеваю сказать ей я.

“Слава Богу!“ — кивает она мне и спешно поднимается по церковной лестнице.

Поделиться
Комментарии