Ивановы, Смирновы и Негодяевы: откуда пошли русские фамилии?

Как связаны Юрий Гагарин и Всеволод Большое Гнездо, стоит ли выходить замуж за Негодяева и что за грех несут вместе с фамилией Полуанины?

Фамилии, которые мы давно считаем своей непреложной принадлежностью, окончательно закрепились на Руси за “пользователями” в конце XIX, а то и вовсе начале XX века. В основном они образовывались от имен, прозвищ, ремесла, места жительства. Как рассказывает портал ”Моя Планета”, процесс офамиливания был долгий и не обходился без казусов. Например.

Его высочество черноволосый хохотун

Началось все с Великого Новгорода, куда модные веяния надуло из соседней Литвы. Так, уже в 1240 году в Первой новгородской летописи старшего извода список погибших звучал так: “Костянтинъ Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, НамЂстъ, Дрочило Нездыловъ сынъ кожевника…”.

В XIV–XV веках фамилиями потихоньку стали обзаводиться князья и бояре. Именоваться стали по землям, которыми владели, — так появились Тверские, Вяземские, Мещерские, Шуйские и т. д. По прозвищам — Скрябины, Лыковы, Глазатые, Гагарины.

Последние — что символично — вели род от князя владимирского Всеволода Большое Гнездо. Один из его потомков имел пять сыновей, у троих из которых было прозвище Гагара, обозначавшее на Руси “большую черную водяную куру”. Прозвать так могли человека за черный цвет волос или за то, что много “гагарит” — смеется без повода или бродит без дела. В общем, от этих черноволосых хохотунов и пошла княжеская ветвь Гагариных.

Боярский род Скрябиных получил свое имя от старинного прозвища Скряба. Шкрабать — скрести, чесать. Скрябка — щетка для чистки лошадей, чесалка для шерсти и хлопка, лопаточка для соскабливания льда. Тот, кто методично использовал эти орудия и вообще любил чистоту, и назывался Скрябой.

Как Кошка стал Романовым

Метаморфозу выросших из прозвищ боярских фамилий можно проследить по семье Романовых. Кто б мог подумать, что царский род пошел от Кобылы и Кошки? Но факт налицо: именно боярин Андрей Кобыла, живший в XIV веке, был первым исторически достоверным предком царской семьи. Далее эстафету принял его сын Федор Кошка (как видите, фамилии тогда еще не переходили по наследству), потомки которого именовались Кошкиными. Затем из поколения в поколение события развивались так. Сын Захария Кошкина Юрий стал Захарьиным-Кошкиным, сын Юрия Роман именовался Романом Захарьиным-Юрьевым. Такую же фамилию носил его отпрыск — Никита Романович. А вот уже за его детьми прочно закрепилась фамилия Романов.

Тех, кто уже имел фамилию, облагораживали: Бобров стал Касторским (лат. castor — “бобер”), Скворцов — Стурницким (лат. Sturnus — “скворец”), а Орлов — Аквилевым (лат. aquila — “орел”)

Не обошлось у русской знати и без Орды. Так, княжеский род Юсуповых берет начало от ногайского правителя Юсуфа-мурзы (Юсупа). А родоначальником дворян Беклемишевых был Федор Елизарович, имевший прозвище Беклемиш. Беклемишами назывались зипуны, которые носили зимой сторожа, становясь в этом одеянии весьма неповоротливыми. Так что кроме прямого значения “сторожить” (по-татарски) слово еще подразумевало “быть неуклюжим”. Кстати, фамилия “историка государства Российского” Николая Карамзина пошла от Кара-мурзы.

Шотландское солнце русской поэзии

Разнообразие в фамильный ряд вносили и обрусевшие иноземцы, пришедшие с запада. Например, предком драматурга Дениса Фонвизина, которого Пушкин называл “из перерусских русским”, был немецкий барон фон Виссин, попавший в плен во время Ливонской войны (1558–1583 годы) и позже принявший православие. Поэтому изначально фамилия этих славных представителей дворянского рода писалась Фон-Визин, и только в конце XIX века литературоведом Николаем Тихонравовым было установлено привычное нам слитное написание.

Второе, по официальной версии, “солнце русской поэзии” — Михаил Лермонтов — появилось на нашем небосклоне благодаря шотландцу Георгу Лермонту. Георг поступил на службу к польскому королю Сигизмунду и в августе 1613 года оказался среди защитников крепости Белой. Русские войска окружили крепость, начались переговоры, и отряд шотландских добровольцев перешел на службу к московскому царю. “Шацкий” (шотландский) воин Лермонт был “принят с почестями и признанием дворянского достоинства”, стал именоваться Юрием, а фамилия со временем приобрела суффикс “-ов”.

Нехорошая фамилия

Большая часть русских фамилий отвечает на вопрос “ты чей?” — Гаврилин, Федоров, Кузнецов, Кожевников. Причем по тому, насколько полно звучит имя родителя, зачастую можно было определить знатность рода. Так, если князья-бояре прозывались Васильевыми, то сын крестьянина или ремесленника вполне мог стать Васькиным или Васяткиным.

“Охранными именами” было принято нарекать новорожденных в Древней Руси. Считалось, что имя-оберег отпугнет злых духов и поможет Некрасу вырасти красавцем, Черту — ангелом, Голоду быть всегда сытым, а Негодяю — добряком

На тот же вопрос отвечают на первый взгляд странно звучащие Седых, Живаго, Фоминых или Дурново. Дурново и звучит не так оскорбительно, как попросту Дурной. Вообще, “нехороших” фамилий немало: Чертанов (от черта), Злобин, Неустроев, Голодов, Некрасов и даже Негодяев. Произошли они от “охранных имен”, которыми было принято нарекать новорожденных в Древней Руси. Считалось, что имя-оберег отпугнет злых духов и поможет Некрасу вырасти красавцем, Черту — ангелом, Голоду быть всегда сытым, а Негодяю — добряком.

Искусное облагораживание имени вожжей

Духовенство обзавелось фамилиями довольно поздно — процесс начался в середине XVIII века. Зато, образованные от названия церквей и христианских праздников с помощью суффикса “-ск”, они были в большинстве своем красивы: Рождественский, Успенский, Троицкий, Никольский.

Некоторые получали фамилии прямо при выпуске из семинарии, причем лучшие ученики награждались особо благозвучными.

В дело шли также церковно-славянские, латинские и греческие слова. Тех, кто уже имел фамилию, облагораживали: Бобров стал Касторским (лат. castor — “бобер”), Скворцов — Стурницким (лат. sturnus — “скворец”), а Орлов — Аквилевым (лат. aquila — “орел”).

Таким же искусственным образом возник дворянский род Вожжинских, родоначальником которого был придворный кучер Екатерины I Андреян Савельев. Верный слуга был возведен в потомственное дворянство, и потомки его стали зваться в честь главного орудия труда Андреяна — вожжей.

Бастарды на века

Отпрыскам незаконнорожденных детей из народной среды с фамилиями часто не везло. Ведь какие клички у прижитых в грехе младенцев могли быть? Байстрюк, Курвенок, Замарыш, Беспуток… Так и появлялись Байстрюковы, Греховодовы и Христарадины.

Если согрешившая мать все-таки обретала семейное счастье, дитя считалось чужеродным наполовину, о чем свидетельствовала часть “полу-”. Отсюда пошли Половинкины, Полуварварины, Полунадеждины, Полуанины (от матери Анны).

Среди знати к побочным детям относились лояльней. В XIX веке процветала практика хоть и не давать им полностью фамилии отцов, но на происхождение намекать — отсекая первый слог, и изгоями в обществе они не становились. Так, сын князя Николая Репнина носил фамилию Пнин и был известным в то время писателем и публицистом. А внебрачный сын князя Трубецкого Иван Бецкий был личным секретарем Екатерины II, немало послужившим делу просвещения.

Иногда фамилия “плода греха” служила воспоминанием о пусть и не утвержденной законно любви. Так родились, например, Шеров (франц. cher — “дорогой”) и Амантов (франц. amant — “любимый”). А Александру Герцену, родившемуся от помещика Ивана Яковлева и 16-летней немки Генриетты Гааг, чей брак не был оформлен, фамилию придумал отец. Herz по-немецки означает “сердце”.

В лидерах самый смирный

В 1888 году вышел специальный указ сената, гласивший, что “именоваться определенной фамилией составляет не только право, но и обязанность всякого полноправного лица, и означение фамилии на некоторых документах требуется самим законом”. Тем не менее перепись, проведенная в 1897 году, показала, что без фамилий продолжают обходиться до 75% населения — такая цифра получилась за счет национальных окраин России. И только уже в 1930-е годы все жители СССР (возможно, за редким исключением) фамилиями наконец-то обзавелись. Десятка “лидеров” иногда варьируется или меняется местами, но примерно выглядит так: Смирнов, Иванов, Кузнецов, Соколов, Попов, Лебедев, Козлов, Новиков, Морозов, Петров.

Популярности Смирнова удивляться не приходится, ведь “смирным” называли в многодетных крестьянских семьях любого тихого, не доставлявшего лишних хлопот ребенка.

Целые деревни однофамильцев

Крестьян именовали по фамилии помещика. И если для Олеандровых и Семицветовых их личный “лейбл” служил предметом гордости — редкость все-таки, — то целые деревни Поливановых, Гагариных, Воронцовых принимали судьбу философски. Как говорится, ничего личного — кругом десятки однофамильцев.

То же было с Ивановыми, Петровыми, поименованными по отцу.

Еще менее оригинальны были названные по особенностям местности, в которой проживали, — Болотины, Рощины, Пущины, Луговые. Зато вполне благозвучно. А вот Хреновым, жившим в местах произрастания этого ядреного растения, повезло меньше. Как и разжившимся прозвищем предка.

Сын Сопли и внук Барабана

Процесс офамиливания на Руси был долог — около шести веков. Начатый еще в XIII веке в Великом Новгороде, в XIV–XV веках он докатился до московских князей и бояр. Большинство крестьян обзавелось фамилиями только после отмены крепостного права (1861 год). Полностью же процедура завершилась к 1930 году.

В царских указах говорилось, что следует записывать всех “по именам с отцы и с прозвищи”. Вот, например, архивные записи 1495 года: “Губа Микифоров сын Кривые щёки”, “Данило Сопля, крестьянин”. Так как фамилия часто образовывалась от прозвища, у потомка было немало шансов стать Соплюхиным или Кривощекиным. Точно так же появились на свет Косоротовы, Негодяевы и прочие Страхолюдиновы.

В загсе в начале 1923 года с жениха и невесты брали 10 руб., с разводящихся — 15, за смену фамилии — 20

Но бывали и случаи труднообъяснимые. Литературовед и фольклорист Мария Рыбникова в своей книге о языке приводит историю крестьянина Вяземского уезда Семена Барабана: “А зовут меня Барабаном по отцу деда. Он барабан нашел, по дороге где-то солдаты, должно, потеряли. Принес его отцу Дмитрию Сережанскому [сельский священник]. Ну, тот подивовался и говорит: “Значит, тебе, Осипушка, и быть отсель Барабаном”. Так и деда Митрия звали Барабан, и батьку тож. И детки пошли Барабанята”.

Выбери себе фамилию

Вольницу народу дал декрет “О праве граждан изменять свои фамилии и прозвища” от 4 марта 1918 года. Теперь для этого не требовалось никаких, как раньше, высочайших соизволений: стоило только написать заявление, приложить документы, удостоверяющие личность, опубликовать объявление об этом действии в газете, и вуаля! Что тут началось!

По всей стране меняли фамилию Дураковы. Семья Собакиных из города Черемхово пожелала стать Лермонтовыми. Кобелев захотел именоваться Скобелевым, а Гнилоквас — Степановым. Попадались и романтики: матрос Севрук с эсминца “Генерал Кондратенко” хотел получить революционную фамилию — Гарибальди. А вот студентка медицинского института Амалия Трупп явно руководствовалась здравым смыслом: к врачу с подобной фамилией пациенты вряд ли бы захотели прийти.

В 1921 году семья Купцовых в полном составе переименовалась в Виноградовых, Дьячков превратился в Литвинцева. А студент Богомолов, решительно покончив со своим поповским прошлым, в 1931 году стал Вузовым.

Поэт Николай Оленников в 1934 году так описывал происходящее: “Пойду я в контору “Известий”, внесу восемнадцать рублей и там навсегда распрощаюсь с фамилией прежней моей. Козловым я был Александром, а больше им быть не хочу! Зовите Орловым Никандром, за это я деньги плачу”.

Деньги по тем временам получались немалые. Услуга ценилась в загсе выше, чем заключение брака или развод. Так, в начале 1923 года с жениха и невесты брали 10 руб., с разводящихся — 15, за смену фамилии — 20. Уже через несколько месяцев цена увеличилась вдвое, и сменить фамилию уже стоило 40 руб.