Впечатления девушки, путешествующей по Сирии автостопом
Анастасия Пищугина приняла участие в конкурсе путевых заметок, который “Лента.ру” проводила при поддержке “Рамблер.Путешествия”. Публикуем ее рассказ о туризме во время войны в некогда цветущей Сирии в октябре 2014 года (на четвертый год гражданской войны).
Сразу скажу: цветущая и щедрая Сирия все еще существует. Не только на карте, в виртуальном пространстве, сердцах сирийских патриотов, но и в реальности. Урезанная по площади, где-то порушенная, где-то обезлюдевшая, истерзанная Сирия продолжает жить. А сирийцы, как и прежде, оставаться такими же радушными людьми, готовыми так же бескорыстно и неуемно помогать иностранному гостю.
Мы заехали в Сирию из Ливана. После микрогосударства Ливан, зажатого горами и притиснутого к Средиземному морю, Сирия показалась настоящей державой — широченные дороги, бескрайние пейзажи, города и поселки на пути. Есть в Сирии тот простор и ширь, которых так не хватает в тесном Ливане.
Границу пересекали автостопом. В буферной зоне нас подобрал таксист-христианин с модной сирийкой на борту. Сирийка, узнав, что мы из России, разрешила все наши вопросы с пограничниками, она же как-то между делом втиснула нам пару бутылок виски для провоза. Ни таксист, ни пассажирка ни слова не знали по-английски, мы же арабским владели совсем “калиль” (чуть-чуть). Но это не помешало нам понять друг друга, доехать до Дамаска, минуя с десяток проверочных блокпостов, и мило распрощаться в центре столицы.
Дамаск встретил по-осеннему тихо и тепло. Изредка тишину рассекал грохот артиллерии — в пригородах уже не первый год идут полномасштабные бои. Частные особняки на центральных улицах как-то уютно поблекли, обветшали. Атмосфера декаданса — безысходная от затянувшейся войны, но все же по-арабски бойкая, жизнеутверждающая. Прохожие с интересом, удивлением оглядывались на нас (мы шагали с туго набитыми туристическими рюкзаками за спиной), подходили, заговаривали, спрашивали, откуда мы, не нужна ли нам помощь.
Турист, да и вообще иностранец, в Дамаске теперь большая редкость. Европейские дипмисии покинули Сирию еще накануне больших событий. До войны в Дамаске представить такое было просто невозможно. Когда же местные узнавали, что мы русские, нам чуть ли не рукоплескали: “Спасибо, Россия!”, “Абу-али Бутин” (богатырь Путин), “Лавров”… — это то, с чем ассоциируется тут Россия практически у всех, вместо привычной водки, матрешек и медведей.
Центральные улицы частично перекрыты для автомобилей. На подступах к пешеходным зонам стоят посты — проверяют документы, содержимое сумок. На площади Марджет, у памятника телеграфному столбу, постоянно околачиваются беженцы. Они легко вычисляются по их нестоличному виду и поведению — мужчины в бедуинских халатах семенят по краю тротуара, женщины в темных платьях-мешках следуют за ними… С выжидающими, потерянными глазами, они приехали сюда с разных концов страны и живут кто где: кто в гостинице, кто прямо на лужайках.
Наша бюджетная гостиница возле Российского культурного центра не исключение. Она плотно заселена нестоличными жителями. Живут они, как правило, всей семьей в одной комнате (а у сирийцев семьи большие, от трех-четырех детей и более) месяцами в ожидании. Ожидают, как правило, одного — когда же им удастся покинуть свою страну…
Аль-Хамидия — главный рынок столицы — жив. Пульсирует в привычном ритме ближневосточного базара, в шуме, гаме, крике торговцев, в толчее. Никакого намека на войну.
В “старом городе” жизнь течет также размеренно — в закрытых двориках караван-сараев шумят фонтаны, работают рестораны. В караван-сарае Асад-паши встретили даже студентов, разучивающих пьесу. Правда, кафе и сувенирных магазинчиков стало значительно меньше, а хостелов вообще не осталось. Знаменитая мечеть Омейядов по духу сейчас напоминает рядовую базарную мечеть. Пустая, тихая и огромная. А ведь некогда тысячи мусульманских и христианских паломников со всего мира стекались сюда, чтобы поклониться мощам пророка Яхве (Иоанна Крестителя). И шум, гвалт, суета стояли здесь не меньше, чем на базаре.
Главные музеи страны — Национальный музей Дамаска, Дамасская крепость закрыты до лучших времен, собрания перенесены в безопасные хранилища. Сирийцы стараются не допустить того, что произошло с Национальным музеем Алеппо и музеем города Хамы, которые были разграблены бандитами. По рассказам местных, древности этих музеев продаются по каталогам за границей на черном рынке антиквариата.
Пару дней спустя автобусом мы выехали на побережье, в Латакию — портовый город, одно из самых безопасных мест в стране. На среднем пальце у каждого болталось по токтыке. Токтыка нынче главный детский тренд Дамаска. Его невозможно не заметить или проигнорировать. С токтыкой на пальце здесь ходят почти все дети. Планшетов, айподов или просто телефонов у них нет. Электричество постоянно отключают — вот и бегают дети, стуча токтыками.
Токтыка — это два плотных пластиковых шарика на веревочке. К веревочке крепится кольцо, кольцо нанизывается на средний палец. Играющий ударяет шарами так, что они сходятся под ладонью и над ладонью. Игрушка издает характерный стук. Детей в Сирии много, поэтому звук токтыки в Дамаске доносится буквально отовсюду и днем, и ночью. Токтыка на наших пальцах сразу располагала местных. Чем мы неоднократно пользовались.
Автобус в Латакию шел через Хомс. Отрезок Дамаск — Хомс то тут, то там являл следы войны: разрушенная Хараста, пригород столицы, сожженные заправки на пути, расстрелянные дома. А вот сами дороги в воюющей Сирии находятся в отличнейшем состоянии, лучшем, чем в России в мирных условиях.
На проверки из автобуса мы выходили с паспортами и токтыками на пальце, чем невероятно веселили военных, а когда те узнавали, что мы русские, просили разрешения сфотографироваться с нами на память.
От Хомса к побережью началась другая, мирная Сирия — оливковая средиземноморская идиллия, не развороченная войной. Минимум блокпостов, апельсиновые плантации вдоль трассы, трактора на полях. Остановились мы в приморском поселке за городом. До войны поселок на зиму вымирал. Теперь же люди живут тут круглый год. Из воюющих провинций приехало много беженцев, особенно много людей из Алеппо и его окрестностей. Вечером в поселке шумно — электричество отключают — и дети, и взрослые выходят на набережную общаться, как когда-то в России в доинтернетную эпоху.
По побережью мы погнали автостопом к замку Маркаб — мощной цитадели крестоносцев на крутой горе за городком Баниас. Автостоп выдался напряженным. Не потому, что водители не подвозили, а потому что очень за нас переживали, старались высадить у блокпостов и впихнуть в местную маршрутку. Никакой расслабленности в перемещении! В итоге после долгих объяснений с водителями, многократных повторений заученных фраз на арабском, медленно, но верно мы все-же добрались до Маркаба.
Новые рыцари XXI века в Маркабе — крепкие бородатые мужики с “калашами”, очень похожие на простых трудолюбивых “селяков”. Узнав, что мы русские, приняли нас очень радушно, провели замечательную экскурсию по всему периметру огромной цитадели, закрытой, естественно, для какого бы то ни было посещения.
Крепость тоже участник этой войны, получивший свое ранение. Пару месяцев Маркаб находилась под контролем боевиков. За это время они успели разобрать часть стены, разграбить музей внутри цитадели. Крепость и по сей день остается важным форпостом в обороне региона. Солдаты с верхнего замка показывали нам на холмы, уходящие от моря, и повторяли “Даиш, даиш” (ИГИЛ по-арабски).
После экскурсии солдаты, со свойственной сирийцам заботой о гостях, пригласили нас на чай. Живут армейцы в бывшей диван-хане, канцелярии султана в казарменных условиях — железные койки, застланные серыми суконными одеялами, каменный стол эпохи крестоносцев, газовая горелка, окно, прикрытое тряпками от “кукушек” (так тут называют снайперов). Мы пили сладчайший сирийский чай на аккуратно застеленных кроватях за грубо обтесанным столом, курили ядренейшие сирийские самокрутки, осторожно поглядывая в окно на море. Раскланявшись и поблагодарив за гостеприимство, отправились дальше.
Под Латакией посетили еще одно историчное место — Угарит — древнее финикийское поселение на Средиземноморье, возникшее около 8000 лет назад. Угарит знаменит в первую очередь не своими руинами, а клинописными табличками. Именно в Угарите был обнаружен самый ранний в истории человечества алфавит. Но ни табличек, ни алфавита мы, к сожалению, не увидели, нынче все это закрыто в хранилищах. А вот на закрытых для посещения раскопках нам все же разрешили побывать.
Короткая виза подходила к концу, пора было покидать радушную Сирию. Рассчитывали мы выехать по земле в Турцию через армянский город Касаб на севере Сирии.
Приехали к переходу и ахнули — сирийский погранпост разбит, выжжен, пограничники же продолжают нести службу в самых аскетичных условиях.
Сам Касаб, изумительный Касаб, некогда цветущий Касаб, утопавший в апельсиновых и лимонных садах зеленой чаши гор, еще не оправился от атаки исламистов, случившейся в марте. Израненные дома, покалеченный храм, разрушенная школа, на улицах немноголюдно, напряженные солдаты — первое, что бросилось в глаза. Переход находится под контролем сирийской армии, но турки закрыли со своей стороны границу (это при том, что Турция держит границу открытой для проезда на переходах, находящихся под контролем антиправительственных группировок!). В результате тысячи людей не могут покинуть зажатую в тисках войны Сирию кратчайшим путем, а вынуждены выбираться куда бы то ни было через Ливан или по морю.
Мы выехали из Сирии на теплоходе-катамаране из Латакии в турецкий Мерсин. Судно под молдавским флагом с сирийскими мигрантами и турецким экипажем. Отплытие задержали на четыре часа. Пограничники тщательно проверяли каждого пассажира. И нас вызвали в специальный кабинет.
Наконец, отчалили. Из бухты наше утлое суденышко выводил буксир с сирийским начальником на палубе. Они смотрели друг на друга — толпа сирийцев-мигрантов, радостно возбужденных, что, наконец, сирийский берег начал от них отдаляться, и начальник на буксире — хмуро-серьезный, сосредоточенный. Один из пассажиров повернулся ко мне и сообщил: “Я счастлив, что покидаю эту страну!” Его радость меня удивила. Обратно-то сирийские власти никого не принимают, у них у всех билет в один конец. И выезжая, они теряют Родину, возможно, навсегда. Как белоэмигранты после революции, терявшие Россию. Наверное, они это еще не осознали, и Сирия это еще не осознала… А какой будет эта новая Сирия и зацветет ли она снова, но уже без этих людей — покажет время…
