Стюардесса Nordica: небо — это вся моя жизнь!

Зачем здороваться с самолетом? Как проходит рабочий день? Почему развал Estonian Air — личная трагедия, а Nordica — лучшая авиакомпания? Об этом и многом другом — в откровенном интервью очаровательной стюардессы Nordica Ольги Ранд.

Как вы пришли в эту профессию?
Когда я была маленькой девочкой, у нас на первом этаже были очень интересные соседи: жена — стюардесса, ее муж — капитан воздушного судна, их сын и дочь тоже связали свою жизнь с небом. Целая династия. Мы очень плотно общались, ходили в гости. Когда я попадала к ним в квартиру, мне казалось, что это другой мир — много диковинных вещей, интересных сувениров с разных уголков мира, невероятно красивая форма. Однажды, когда я уже заканчивала школу, они рассказали, что Аэрофлот набирает стюардесс на летний период. Я успешно прошла все собеседования и решила три месяца поработать. А потом 3 месяца переросли в 27 лет. Это был 1991 год.

Как проходил тогда отбор на должность бортпроводника?
Сильно вопросами не мучили. Упор делался на знание языков — обязательно на хорошем уровне надо было владеть русским, эстонским и английским. Здоровье проверяли. Мне кажется, тогда подобные конкурсы были легче, чем в наши дни. Сейчас в процессе подбора стюардесс заняты целые отделы, устраивают несколько этапов конкурса. Кроме того, конкуренция становится все жестче.

Какие были ожидания от этой работы?
Хотелось увидеть мир, попутешествовать, познакомиться с интересными людьми. И несмотря на то, что мы летали только по Советскому Союзу, это все равно было безумно интересно. Мне посчастливилось побывать в фантастических и интересных местах, я была в Ташкенте, Симферополе, Нижневартовске, Мурманске, Петрозаводске, Калининграде. Как бы еще я туда попала, если бы не стала стюардессой?!

А зарплата?
Нельзя сказать, что она была заоблачной, но по тем временам это была очень хорошая зарплата. Не так элитно, как у летчиков, но все равно достойная плата. Кроме того, я смотрела мир.

Развал союза повлек за собой смену авиакомпании. Как это происходило?
Авиация — это семья. В советское время Аэрофлот был огромным, многонациональным кланом. Мы все постоянно где-то пересекались, встречались, общались. Когда что-то разваливается, это же всегда очень трудно как для работников, так и для руководителей. Мы понимали, что происходит; стали сталкиваться с разными проблемами — прежде всего, с отсутствием топлива. Были моменты, когда мы летели и не знали, заправят нас или нет, летим мы в одну сторону или сможем оперативно вернуться. Я помню свой последний рейс в Тбилиси. Мы вылетели и, находясь уже в воздухе, узнали, что топлива в Грузии нет. Вот якобы совсем! Ни литра. Правда, нас тогда, к счастью, все-таки заправили — прибалты всегда были на особом счету, нас везде встречали и обслуживали как заграничные экипажи. Хотя я помню такие случаи, когда самолет оставался в аэропорту прилета, а экипаж просто переправляли как-то домой.

Банкротство Estonian Air я восприняла как личную трагедию

А потом началась эпоха Estonian Air. Мы снова на конкурсной основе проходили собеседования и конкурсы, у нас проверяли знание иностранных языков и устраивали психологические тесты. Сначала мы летали на ТУ-154 и ЯК-40, а вскоре Estonian Air заказала новенькие боинги. Нас группами стали отправлять на учебу в Норвегию, где я столкнулась с первыми трудностями. Пришлось даже брать репетитора по английскому языку и штудировать новые термины и незнакомые слова — сколько себя помню, я всегда училась. Кроме того, оказалось, что в Европе совершенно другой подход к учебе и практике. Он не был хуже или лучше, он просто был другой. Например, в советские времена в Аэрофлоте были необычайно строгие люди. Ты приходил на рейс и трясся уже априори. К этой профессии тогда относились без какой-либо романтики — все было очень серьезно и ответственно. А в Норвегии было все по-другому. Именно там мы первый раз увидели различного рода симуляторы, предназначенные именно для стюардесс, а не для пилотов.

Вы чувствовали, что Estonian Air разваливается и конец близок?
Да. Информация была доступна, но подробностей, конечно, никто не знал. Естественно, мы понимали, что происходит — таких примеров по Европе было много. Но мы очень сильно старались, много и ответственно работали — мы до последнего момента надеялись, что национальную авиакомпанию сохранят.

Для вас это был очередной этап?
Нет, для меня это была личная трагедия. Когда ты летаешь 25 лет, когда вся твоя жизнь связана с небом и одной единственной авиакомпанией, которую ты создавал с нуля, то это уже не просто какое-то рядовое событие в твоей жизни. Это было наше общее детище, мы все стали родными людьми. У меня был очень большой психологический стресс. Для меня это была не просто потеря работы, это была личная боль и утрата.

Были мысли бросить эту работу?
Конечно, были. Я месяц просидела дома, обдумывая, как дальше жить и что делать. Но в один прекрасный день мне позвонили и спросили: “Не хочешь еще раз попробовать?”. Для меня это был новый вызов, новый шанс. Я такой человек, что мне должно быть интересно. Сейчас я могу поделиться своим опытом и знаниями, проводить тренинги и участвовать в процессе обучения новых кадров.

Как начинается ваш рабочий день?
Наш день начинается на земле. Мы приходим за 1 час до вылета. Экипаж встречается в специальной комнате для конференций. Смотрим в системе, что нас ожидает, сколько у нас пассажиров, есть ли специальные пассажиры — люди с ограниченными возможностями или родители с младенцами. Затем проходит короткий брифинг с капитаном или офицером, где мы обсуждаем все нюансы предстоящего рабочего дня. Потом проходим небольшой тест — компьютер выдает несколько вопросов по решению возможных ситуаций на борту. Когда тесты пройдены, идем уже в самолет. Капитан обходит и осматривает самолет на улице, офицер вбивает данные в компьютер, а мы — стюардессы — начинаем готовиться к встрече пассажиров. На борту самолета все выверено по минутам и даже по шагам.

Для меня пилоты — это боги

А бывает, что стюардессу не допускают до полета?
Да, конечно. Бывает человек приходит на работу, плохо себя чувствует, но думает, что он может полететь, что со всем справится. Но капитан решает, что мы так рисковать не будем и отправляет работника домой. Это общепринятая практика, человеческий фактор никто не отменял. Всякое бывает, семейные неурядицы, кто-то умер, болезни — этот стресс переносить в воздух нельзя ни в коем случае. Голова должна быть полностью свободна от каких-то тревожных мыслей. Только работа, только пассажиры!

У вас есть какие-то особые авиационные приметы перед рейсом?
У пассажиров я видела, а у команды как таковых нет. Мы только здороваемся всегда с самолетом, прикасаясь к двери: “Привет, Чарли!” или “Привет, Лима!”. У каждого самолета есть свое имя.

Сколько у Вас перелетов за день?
Это все очень сложно, график планируется заранее. Если смена выпадает на дневное время (после 6 утра), то чем больше у тебя перелетов, тем меньше рабочего времени. Так, за 10 с половиной часов можно сделать максимум 7 перелетов. Обычно мы делаем четыре рейса. Но в летний сезон, когда в расписании появляются длительные перелеты, мы можем отправиться только в 1 рейс — например, перелет в Охрид или Сплит занимает почти 4 часа. Потом прилетаем на базу и нам дают 12 часов отдыха. Если же мы прилетаем не на базу, а остаемся в иностранном аэропорту, то отдыхаем минимум 10 часов.

Вам не жалко, что вы видите мир только из иллюминатора самолета?
Я за 27 лет много чего посмотрела. Для меня отдых — это побыть дома рядом с родными и близкими.

А страх в работе присутствует?
Его и не было никогда. Страх от незнания, а я знаю, кто у меня капитан, что меня ждет, на каком самолете я полечу. Ситуации, конечно, были разные, но критических, чтоб прям страшно стало, не было, к счастью, никогда. Даже внезапная турбуленция или технические ошибки — за столько лет я знаю возможные варианты выхода из любой ситуации, мы все это изучали и знаем. Нам везет, что люди понимают, что безопасность — это святое. Не рискуем ни одной неисправной лампочкой, ни один самолет не вылетит с технической проблемой.

Отличаются туристы из разных стран?
Мне кажется, что нет. Я скорее сразу вижу, “профессиональный” ли это клиент или нет, летал он уже или только первый раз. Отличаются люди, которые летят по работе куда-то от пассажиров, отправляющихся на отдых — это другой настрой, другая атмосфера, иногда поведение даже другое.

Я все равно считаю, что мы лучшие!

При вашем опыте и знаниях, никогда не было мысли поработать в более крупных международных авиакомпаниях?
Мы очень много работали с крупными компаниями, например, с Austria Airlines или c SAS. Со стороны всегда кажется, что хорошо там, где нас нет. Поработав с такими большими авиакомпаниями, я все равно считаю, что мы лучшие. Я знаю эту “кухню”, понимаю, как все организовано, как все сработались, как делаются тренинги и передается информация, как решаются проблемы, а они у нас, естественно, есть. Конечно, в больших авиакомпаниях, как и в больших странах, гораздо сложнее организовать работу такого большого “организма”. Но у них для этого и больше ресурсов. Мне кажется, в этом плане, это большой плюс маленьких компаний — в эмоциональном смысле работать намного легче.

Да, но на фоне крупных авиакомпаний, любая, даже незначительная задержка рейса Nordica воспринимается местными жителями очень агрессивно…
В том то и дело. Если у компании, у которой 800 рейсов в день, задерживается или даже отменяется какой-то рейс — для них это капля в море, этого никто толком и не замечает. А для нас это настоящая катастрофа — это как уксус в соду добавить. Когда у Nordica что-то случается, люди не знают, как это в момент у нас все начинает бурлить и кипеть, как организуется замена или устранение какой-то неисправности. Мы превыше всего ставим безопасность наших пассажиров. К сожалению, это не всегда понимают.

Что для Вас эта работа?
Небо — это моя жизнь. Я уже не могу без этого. Мне надо быть с людьми, куда-то нестись, что-то делать. Работая стюардессой, ты постоянно находишься в движении, у тебя постоянно меняются люди и ситуации. Я обожаю свою работу! Для меня это любовь, самая настоящая!